Русская поговорка о «шубе на рыбьем меху» — здесь, у народов Приамурья, была бы непонятна. Ведь с давних времен рыбья кожа служит у коренных жителей материалом для одежды. Познакомиться поближе с этим этнографическим чудом я намеревался давно и вот, оказавшись в Хабаровске, собрался уже ехать в одно из лежащих ниже по Амуру нанайских сел — Сикачи-Алян или Синду. Там, как сообщает автор альбома «Приамурские узоры» искусствовед Клавдия Белобородова, еще сохранилось уходящее ремесло.
...
Мастерицу не пришлось долго уговаривать; кожа и инструмент под рукой, а чего еще надо? Вскоре, собрав все необходимое и вручив мне тяжелый тупой топор и метровую чурку с прорезью посередине, Пластина вышла из избы. За ней тащил чурку я. Идти пришлось всего два десятка шагов — выйдя за калитку, Зоя Александровна кинула подстилку на жухлую осеннюю траву и села лицом к земляной проплешине, усыпанной высохшей и побелевшей рыбьей чешуей. Вытянула из свертка одну из заскорузлых кож, поудобнее устроила ее на колене и принялась ножом со скошенным лезвием соскребать грязно-серую чешую, высвобождая чистую белизну кожи. Дело шло споро, и, дочистив одну заготовку, Зоя Александровна приступила к следующей.
— Сперва рыбу вычистить надо и повесить часа на три-четыре повялиться — кожа после легко сойдет. Сымешь ее костяным ножом, а потом снова сушить надо несколько дней, только подальше от огня — пока совсем не высохнет. Тогда только чешую снимать можно.
Растет горка счищенной чешуи. Подошла и Очу Росугбу со своим ножом. Наконец все десять шкурок сияют белизной. Мастерица смочила штуки две-три из них в бульоне из рыбьих голов, скрутила в жгут, снова расправила, потом опять смяла и положила влажный комок в прорезь принесенной мной чурки. Затем взяла топор и принялась бить тупым лезвием по комку рыбьих кож. Левой рукой она поворачивала его в прорези станка, не дававшей коже распрямиться. Когда описанную операцию прошли все шкурки, Зоя Александровна тяжело распрямила спину и с трудом поднялась — годы дают о себе знать.
На следующий день кожу раскроили — специальными «женскими» ножами с дугообразными лезвиями. Их отполированными костяными рукоятками разглаживали кожу как утюжками. Мастерицы принялись сшивать крой нитками из той же рыбьей кожи. Делают их так: кожу режут острым ножом на узкие полоски, вытягивают и скручивают. Над огнем они быстро затвердевают и приобретают прочность жил.
...Только теперь, трогая пальцами нежную, словно перчаточная замша, щучью кожу, прошитую прочными швами, я понимаю, как раньше шили из нее паруса для лодок, обтягивали этим крепким на разрыв материалом шалаши, вставляли в окна вместо стекол, шили обувь, рукавицы, охотничьи фартуки, сумочки для рукоделья. Ульчи, как и другие народы Приамурья, отлично знали свойства кожи каждого вида рыб, которых они столь искусно ловили с легких и быстрых берестяных лодок-оморочек. Для обуви и рукавиц предпочитали кожу ленка, кеты, муксуна, для рабочей одежды — сома, для праздничных халатов — белую и хорошо поддающуюся окраске сазанью кожу.
«Рано утром, когда запоет первая птица, они поднимались с теплого кана (Кан — идущий по полу плоский дымоход, нагревавшийся при топке очага. На канах китайцы, корейцы и другие народы Дальнего Востока спали. — Прим, ред.) и шли ловить рыбу — сазана, калугу, амура, ленка...» — рассказывают в селе Булава старинную ульчскую легенду «Две сестры-красавицы». Само село это тоже старинное, а название его связывают уже с другой легендой — о жившем некогда в этих краях великом шамане из рода Ольчи. Многих вылечил он от болезней, немало бед отвел от людей, и они подарили ему тончайшей резьбы деревянный посох, обтянутый змеиной кожей, по-местному «булау».
К вечеру халат был сшит, но вида, признаться, особого не имел, казался грубоватым. Впрочем, основная работа еще предстояла: отделка халата занимает во много раз больше времени, чем сам пошив. Простые халаты из рыбьей кожи носили обычно самые бедные люди, остальные надевали их на рыбалку и другие работы. В богато орнаментированных, дорогих рыбьих халатах щеголяли по праздникам. Они ценились даже выше, чем одежды, сшитые из шелка, который привозили китайские торговцы. Лучший халат назывался «арми». Именно такой халат и собирались сделать по моей просьбе ульчские мастерицы.
В отделке халата главную работу взяла на себя Очу Росугбу. Ее изделия неизменно украшают музейные экспозиции и выставки, их снимают для книг и альбомов по народному искусству. Из уже потрепанной, но еще сохранившей красоту сумки из рыбьей кожи — кажется, нет такой вещи, которую нельзя было бы сделать из этого замечательного материала! — она достала узорно вырезанные сине-голубые трафареты, понятно, из рыбьей же кожи. Еще летом она натерла их лепестками лазорника, и краска впиталась намертво.
— Надо дать настояться лепесткам несколько дней, пока сок не выделят, им и красить. Ты вон это записать не забудь.
Красивые трафареты крепят к коже-основе рыбьим же клеем — клейкой густой жидкостью, капающей над костром с намотанного на палку куска кожи.
Узоры-трафареты заслуживают отдельного разговора. История их — увлекательнейшее исследование, полное догадок и гипотез.
Орнамент — строго симметричные композиции, ибо материал для аппликаций мастерица прорезает сложенным в несколько слоев и получает множество как бы зеркальных вариантов. В этих овалах и сложных завитках можно усмотреть некие загадочные личины: тигриную морду, маску шамана или дракона, столь обычного для дальневосточного искусства. Высеченные на камнях петроглифы, которые нашел академик А. П. Окладников близ нанайского села Сикачи-Алян, поразительным образом схожи с этими личинами. Это свидетельствует о глубокой древности узоров. Академик был убежден, что самостоятельный и оригинальный центр древнего искусства существовал здесь уже пять тысячелетий назад. Скорее всего эти узоры играли какую-то важную роль в духовной жизни далеких предков народов Приамурья. Какую? Пока мы этого не знаем.
Еще больше таинственности придает узорам то, что сходные маски-личины, с огромными глазами, изукрашенные спиралевидными узорами, встречаются на многих островах Тихого океана в искусстве айнов, нивхов, новозеландских маори. Где начало пути этих масок-личин, где его конец? Чей почитаемый всеми великий образ донесли до нас амурские скалы и узоры на ульчских халатах? Может, это лик самого Солнечного Змея, образ, подсказанный великим Амуром, извивающимся четыре с лишним тысячи километров по землям многих народов?
Вопросы, на которые пока не могут дать ответа ученые, не прояснят и народные мастерицы. Просто рука, ведомая опытом и традицией многих поколений, уверенным движением прорежет острым ножом слоеный пирог из кожи или ткани, и сложенные попарно завитки вдруг глянут в упор из дали веков, как два пронзительных ока.
В расположении узоров есть закономерность — иногда выраженная достаточно четко и ясно, иногда с трудом угадываемая. Композиция на спине халата должна отражать — это свойственно декоративному искусству многих народов мира — мифологическую систему мироздания, идею мирового древа, пронизывающего три мира: нижний — подземный и подводный, который связан с памятью о предках, средний, то есть мир живых, и верхний — небесный. Эти ярусы и населены рыбами, цветущими растениями и птицами.
Прожил бы я в Булаве не одну, наверное, неделю, дожидаясь окончания отделки халата, тем более что попал в самый разгар сбора ягод, которым заняты все женщины, когда б не одно счастливое обстоятельство. В здешних местах принято элементы украшения, требующие кропотливого труда, заготавливать загодя. Выдалось время свободное, вот и садится хозяйка вырезать и красить узоры впрок. Изготовление красивых халатов всегда было делом престижа: после смерти мастерицы ее родные открывали сундуки умершей и показывали соседям, сколько халатов сшила она за свою жизнь. Их должно было быть никак не меньше десяти-пятнадцати, иначе женщину сочли бы недостаточно трудолюбивой.
Поэтому вскоре на рабочий стол в доме Росугбу стали ложиться принесенные ее подругами украшения: сине-голубые завитки — на спину халата; непременные красно-черные вышитые матерчатые полосы, которые надо пустить по подолу, по краю левой полы, вороту, обшлагу рукавов; на редкость красивый, широкий тканый пояс с отороченными мехом концами, на которых плотной гладью вышиты замысловатые картуши. Добавьте к этому подвески разноцветного окатанного стекла, бахрому из крохотных фигурок старинного медного литья, споротую с износившегося халата, — и вы получите некоторое представление о красоте получившегося «арми». Не пропускающий ветер, он защитит от зимних стуж.
На рыбьем меху - журнал "Вокруг света" №5 (2608) , май 1991
...
Мастерицу не пришлось долго уговаривать; кожа и инструмент под рукой, а чего еще надо? Вскоре, собрав все необходимое и вручив мне тяжелый тупой топор и метровую чурку с прорезью посередине, Пластина вышла из избы. За ней тащил чурку я. Идти пришлось всего два десятка шагов — выйдя за калитку, Зоя Александровна кинула подстилку на жухлую осеннюю траву и села лицом к земляной проплешине, усыпанной высохшей и побелевшей рыбьей чешуей. Вытянула из свертка одну из заскорузлых кож, поудобнее устроила ее на колене и принялась ножом со скошенным лезвием соскребать грязно-серую чешую, высвобождая чистую белизну кожи. Дело шло споро, и, дочистив одну заготовку, Зоя Александровна приступила к следующей.
— Сперва рыбу вычистить надо и повесить часа на три-четыре повялиться — кожа после легко сойдет. Сымешь ее костяным ножом, а потом снова сушить надо несколько дней, только подальше от огня — пока совсем не высохнет. Тогда только чешую снимать можно.
Растет горка счищенной чешуи. Подошла и Очу Росугбу со своим ножом. Наконец все десять шкурок сияют белизной. Мастерица смочила штуки две-три из них в бульоне из рыбьих голов, скрутила в жгут, снова расправила, потом опять смяла и положила влажный комок в прорезь принесенной мной чурки. Затем взяла топор и принялась бить тупым лезвием по комку рыбьих кож. Левой рукой она поворачивала его в прорези станка, не дававшей коже распрямиться. Когда описанную операцию прошли все шкурки, Зоя Александровна тяжело распрямила спину и с трудом поднялась — годы дают о себе знать.
На следующий день кожу раскроили — специальными «женскими» ножами с дугообразными лезвиями. Их отполированными костяными рукоятками разглаживали кожу как утюжками. Мастерицы принялись сшивать крой нитками из той же рыбьей кожи. Делают их так: кожу режут острым ножом на узкие полоски, вытягивают и скручивают. Над огнем они быстро затвердевают и приобретают прочность жил.
...Только теперь, трогая пальцами нежную, словно перчаточная замша, щучью кожу, прошитую прочными швами, я понимаю, как раньше шили из нее паруса для лодок, обтягивали этим крепким на разрыв материалом шалаши, вставляли в окна вместо стекол, шили обувь, рукавицы, охотничьи фартуки, сумочки для рукоделья. Ульчи, как и другие народы Приамурья, отлично знали свойства кожи каждого вида рыб, которых они столь искусно ловили с легких и быстрых берестяных лодок-оморочек. Для обуви и рукавиц предпочитали кожу ленка, кеты, муксуна, для рабочей одежды — сома, для праздничных халатов — белую и хорошо поддающуюся окраске сазанью кожу.
«Рано утром, когда запоет первая птица, они поднимались с теплого кана (Кан — идущий по полу плоский дымоход, нагревавшийся при топке очага. На канах китайцы, корейцы и другие народы Дальнего Востока спали. — Прим, ред.) и шли ловить рыбу — сазана, калугу, амура, ленка...» — рассказывают в селе Булава старинную ульчскую легенду «Две сестры-красавицы». Само село это тоже старинное, а название его связывают уже с другой легендой — о жившем некогда в этих краях великом шамане из рода Ольчи. Многих вылечил он от болезней, немало бед отвел от людей, и они подарили ему тончайшей резьбы деревянный посох, обтянутый змеиной кожей, по-местному «булау».
К вечеру халат был сшит, но вида, признаться, особого не имел, казался грубоватым. Впрочем, основная работа еще предстояла: отделка халата занимает во много раз больше времени, чем сам пошив. Простые халаты из рыбьей кожи носили обычно самые бедные люди, остальные надевали их на рыбалку и другие работы. В богато орнаментированных, дорогих рыбьих халатах щеголяли по праздникам. Они ценились даже выше, чем одежды, сшитые из шелка, который привозили китайские торговцы. Лучший халат назывался «арми». Именно такой халат и собирались сделать по моей просьбе ульчские мастерицы.
В отделке халата главную работу взяла на себя Очу Росугбу. Ее изделия неизменно украшают музейные экспозиции и выставки, их снимают для книг и альбомов по народному искусству. Из уже потрепанной, но еще сохранившей красоту сумки из рыбьей кожи — кажется, нет такой вещи, которую нельзя было бы сделать из этого замечательного материала! — она достала узорно вырезанные сине-голубые трафареты, понятно, из рыбьей же кожи. Еще летом она натерла их лепестками лазорника, и краска впиталась намертво.
— Надо дать настояться лепесткам несколько дней, пока сок не выделят, им и красить. Ты вон это записать не забудь.
Красивые трафареты крепят к коже-основе рыбьим же клеем — клейкой густой жидкостью, капающей над костром с намотанного на палку куска кожи.
Узоры-трафареты заслуживают отдельного разговора. История их — увлекательнейшее исследование, полное догадок и гипотез.
Орнамент — строго симметричные композиции, ибо материал для аппликаций мастерица прорезает сложенным в несколько слоев и получает множество как бы зеркальных вариантов. В этих овалах и сложных завитках можно усмотреть некие загадочные личины: тигриную морду, маску шамана или дракона, столь обычного для дальневосточного искусства. Высеченные на камнях петроглифы, которые нашел академик А. П. Окладников близ нанайского села Сикачи-Алян, поразительным образом схожи с этими личинами. Это свидетельствует о глубокой древности узоров. Академик был убежден, что самостоятельный и оригинальный центр древнего искусства существовал здесь уже пять тысячелетий назад. Скорее всего эти узоры играли какую-то важную роль в духовной жизни далеких предков народов Приамурья. Какую? Пока мы этого не знаем.
Еще больше таинственности придает узорам то, что сходные маски-личины, с огромными глазами, изукрашенные спиралевидными узорами, встречаются на многих островах Тихого океана в искусстве айнов, нивхов, новозеландских маори. Где начало пути этих масок-личин, где его конец? Чей почитаемый всеми великий образ донесли до нас амурские скалы и узоры на ульчских халатах? Может, это лик самого Солнечного Змея, образ, подсказанный великим Амуром, извивающимся четыре с лишним тысячи километров по землям многих народов?
Вопросы, на которые пока не могут дать ответа ученые, не прояснят и народные мастерицы. Просто рука, ведомая опытом и традицией многих поколений, уверенным движением прорежет острым ножом слоеный пирог из кожи или ткани, и сложенные попарно завитки вдруг глянут в упор из дали веков, как два пронзительных ока.
В расположении узоров есть закономерность — иногда выраженная достаточно четко и ясно, иногда с трудом угадываемая. Композиция на спине халата должна отражать — это свойственно декоративному искусству многих народов мира — мифологическую систему мироздания, идею мирового древа, пронизывающего три мира: нижний — подземный и подводный, который связан с памятью о предках, средний, то есть мир живых, и верхний — небесный. Эти ярусы и населены рыбами, цветущими растениями и птицами.
Прожил бы я в Булаве не одну, наверное, неделю, дожидаясь окончания отделки халата, тем более что попал в самый разгар сбора ягод, которым заняты все женщины, когда б не одно счастливое обстоятельство. В здешних местах принято элементы украшения, требующие кропотливого труда, заготавливать загодя. Выдалось время свободное, вот и садится хозяйка вырезать и красить узоры впрок. Изготовление красивых халатов всегда было делом престижа: после смерти мастерицы ее родные открывали сундуки умершей и показывали соседям, сколько халатов сшила она за свою жизнь. Их должно было быть никак не меньше десяти-пятнадцати, иначе женщину сочли бы недостаточно трудолюбивой.
Поэтому вскоре на рабочий стол в доме Росугбу стали ложиться принесенные ее подругами украшения: сине-голубые завитки — на спину халата; непременные красно-черные вышитые матерчатые полосы, которые надо пустить по подолу, по краю левой полы, вороту, обшлагу рукавов; на редкость красивый, широкий тканый пояс с отороченными мехом концами, на которых плотной гладью вышиты замысловатые картуши. Добавьте к этому подвески разноцветного окатанного стекла, бахрому из крохотных фигурок старинного медного литья, споротую с износившегося халата, — и вы получите некоторое представление о красоте получившегося «арми». Не пропускающий ветер, он защитит от зимних стуж.
На рыбьем меху - журнал "Вокруг света" №5 (2608) , май 1991
Комментариев нет:
Отправить комментарий